Неточные совпадения
— И дети тоже не боятся, и на угрозы няньки «
волком» храбро лепечут: «А я его убью!» И ты, как дитя, храбра, и, как дитя же, будешь беспомощна, когда
придет твой час…
Через несколько дней из округа
пришла телеграмма: немедленно устранить Кранца от преподавания. В большую перемену немец вышел из гимназии, чтобы более туда не возвращаться. Зеленый и злой, он быстро шел по улице, не глядя по сторонам, весь поглощенный злобными мыслями, а за ним шла гурьба учеников, точно стая собачонок за затравленным, но все еще опасным
волком.
— Свое-то маленькое бросил, Галактион Михеич, а за большим чужим погнался. С бритоусыми и табашниками начал знаться, с жидами и немцами смесился… Они-то, как
волки,
пришли к нам, а ты в ихнюю стаю забежал… Ох, нехорошо, Галактион Михеич! Ох, велики наши грехи, и конца им нет!.. Зачем подружию милую обидел? Чадо милое, не лютуй, не злобься, не впадайся в ненужную ярость, ибо великий ответ дадим на великом судилище христове…
Эти строгие теоретические рассуждения разлетались прахом при ближайшем знакомстве с делом. Конечно, и пшеничники виноваты, а с другой стороны, выдвигалась масса таких причин, которые уже не зависели от пшеничников. Первое дело, своя собственная темнота одолевала, тот душевный глад, о котором говорит писание.
Пришли волки в овечьей шкуре и воспользовались мглой… По закону разорили целый край. И как все просто: комар носу не подточит.
— Тошно мне, Дунюшка… — тихо ответил Окулко и так хорошо посмотрел на целовальничиху, что у ней точно что порвалось. — Стосковался я об тебе, вот и
пришел. Всем радость, а мы, как
волки, по лесу бродим… Давай водки!
Иоссе мне понравился, он зимой должен опять быть здесь проездом из России. От него ты будешь иметь грустные об нас всех известия, которые иногда не укладываются в письмо. Мне
пришло на мысль отправить эти листки к Д. Д. С. Он тебе их вручит. Таким образом и
волки сыты и овцы целы! [Письмо, посланное с оказией, не застрянет в канцеляриях и не будет читаться жандармами.]
Волков был в это время у дядей, и они все трое ту же минуту
пришли ко мне.
— Начальником был, усердие имел — ну, и говорил другое. Оброки сбирал: к одному
придешь — денег нет, к другому
придешь — хоть шаром на дворе покати! А барин с теплых вод пишет:"Вынь да положь!"Ходишь-ходишь — и скажешь грехом:"Ах,
волк вас задави! своего барина, мерзавцы, на кабак променяли!"Ну, а теперь сам мужиком сделался.
— Послушайте, Раиса Павловна, я устрою так, что Тетюев сам
придет к вам с повинной! — объявил Прейн, радуясь новой выдумке. — Честное слово. Только, мне нужно предварительно войти в соглашение с генералом: пожалуй, еще заартачится. Пусть Нина Леонтьевна полюбуется на своего протеже. Право, отличная мысль
пришла в голову этому Родиону Антонычу!.. Поистине, и
волки будут сыты, и овцы целы…
Вижу, вся женщина в расстройстве и в исступлении ума: я ее взял за руки и держу, а сам вглядываюсь и дивлюсь, как страшно она переменилась и где вся ее красота делась? тела даже на ней как нет, а только одни глаза среди темного лица как в ночи у
волка горят и еще будто против прежнего вдвое больше стали, да недро разнесло, потому что тягость ее тогда к концу
приходила, а личико в кулачок сжало, и по щекам черные космы трепятся.
Не зорко смотрели башкирцы за своим табуном.
Пришли они от Волги до самой Рязани, не встретив нигде отпора; знали, что наши войска распущены, и не ожидали себе неприятеля; а от
волков, думали, обережемся чебузгой да горлом. И четверо из них, уперев в верхние зубы концы длинных репейных дудок и набрав в широкие груди сколько могли ветру, дули, перебирая пальцами, пока хватало духа. Другие подтягивали им горлом, и огонь освещал их скулистые лица, побагровевшие от натуги.
— Бог весть! не узнаешь, любезный. Иногда удается и теляти
волка поймати; а Пожарский не из простых воевод: хитер и на руку охулки не положит. Ну если каким ни есть случаем да посчастливится нижегородцам устоять против поляков и очистить Москву, что тогда с нами будет? Тебя они величают изменником, да и я, чай, записан у Пожарского в нетех, так нам обоим жутко придется. А как будем при Хоткевиче, то, какова ни мера, плохо
пришло — в Польшу уедем и если не здесь, так там будем в чести.
Павлин. Да я всю его родословную природу знаю. Окромя что по курятникам яйцы таскать, он другой науки не знает. Его давно на осину пора, да что и на осину-то! Вот, Бог даст, осень
придет, так его беспременно, за его глупость,
волки съедят. Недаром мы его волчьей котлеткой зовем. А вы бы, сударь, фуражку-то сняли, неравно барышня войдут.
Пришли еще Медведь с Зайцем, серенький бабушкин Козлик с Уточкой-хохлаткой, Петушок с
Волком — всем место нашлось у Ваньки.
Боясь ли
волков, или желание убить себя
пришло внезапно и неотвратимо и не позволило далеко уйти — матрос застрелился в десятке саженей от костра: странно, как не слыхали выстрела.
Грузова товарищи прозвали
Волком (конечно, никому из «слабеньких» не
приходило в голову назвать его так), и действительно, в нем было много общего с этим ночным грабителем: и развалистая походка, и взгляд исподлобья, и хищные инстинкты, и подлая смесь наглости с трусостью.
Филицата. Бабушка так рассуждает: хоть и в убыток, все-таки ему занятие; нарушь торговлю — при чем же он останется. Да уж морщится сама-то: видно, тяжело становится; а он — что дальше, то больше понятие терять начинает. Приказчик есть у нас, Никандра, такой-то химик, так
волком и смотрит; путает хозяина-то еще пуще, от дела отводит; где хозяину — убыток, а ему — барыш. Слышим мы, на стороне-то так деньгами и пошвыривает, а
пришел в одном сертучишке.
Он и тут хотел соврать — такой хитрый
волк. Но только жена ему не поверила, хорошо знала, какой он, и рассердилась. Рассердилась и позвала лысого судью, пусть судья рассудит, имеет
волк право отдавать свой хвост, кому захочет, или нет.
Пришел лысый судья и спрашивает...
— Ну и дурак же ты,
волк. Да разве это хвост? Ступай опять, и до тех пор не
приходи, пока хорошего хвоста не принесешь.
— Не плачь, дитятко; не отдам тебя
волку; только
приди волк, убьем его.
Волк не пошел дальше и стал дожидаться, когда ему отдадут мальчика. Вот
пришла ночь; он все ждет и слышит — старуха опять приговаривает...
— Совсем было поели и лошадей и нас всех, — сказал Патап Максимыч. — Сродясь столь великой стаи не видывал. Лесом ехали, и набралось этого зверья видимо-невидимо, не одна сотня, поди, набежала. Мы на месте стали… Вперед ехать страшно — разорвут… А
волки кругом так и рыщут, так и прядают, да сядут перед нами и, глядя на нас, зубами так и щелкают… Думалось, совсем конец
пришел…
Поворчал на девок Трифон, но не больно серчал… Нечего думой про девок раскидывать, не медведь их заел, не
волк зарезал —
придут, воротятся. Одно гребтело Лохматому: так ли, не так ли, а Карпушке быть в лесу. «Уж коли дело на то пошло, — думает он про Параньку, — так пусть бы с кем хотела, только б не с мироедом…» Подумал так Трифон Михайлыч, махнул рукой и спать собрался.
Вскоре
пришел Алексей. В праздничном наряде таким молодцом он смотрел, что хоть сейчас картину писать с него. Усевшись на стуле у окна, близ хозяина, глаз не сводил он с него и с Ивана Григорьича. Помня приказ Фленушки, только разок взглянул он на Настю, а после того не смотрел и в ту сторону, где сидела она. Следом за Алексеем в горницу
Волк вошел, в платье Патапа Максимыча. Помолясь по уставу перед иконами, поклонившись всем на обе стороны, пошел он к Аксинье Захаровне.
Старый больной лев лежал в пещере.
Приходили все звери проведывать царя, только лисица не бывала. Вот
волк обрадовался случаю и стал пред львом оговаривать лисицу.
Собака заснула за двором. Голодный
волк набежал и хотел съесть ее. Собака и говорит: «
Волк! подожди меня есть, — теперь я костлява, худа. А вот, дай срок, хозяева будут свадьбу играть, тогда мне еды будет вволю, я разжирею, — лучше тогда меня съесть».
Волк поверил и ушел. Вот
приходит он в другой раз и видит — собака лежит на крыше.
Волк и говорит: «Что ж, была свадьба?» А собака и говорит: «Вот что,
волк: коли другой раз застанешь меня сонную перед двором, не дожидайся больше свадьбы».
Волк почуял кровь и
пришел к тому месту, где лежали коза, кабан, человек и его лук.
Заяц ходит ночью по полям и лесам без страха и прокладывает прямые следы; но как только
приходит утро, враги его просыпаются: заяц начинает слышать то лай собак, то визг саней, то голоса мужиков, то треск
волка по лесу, и начинает от страха метаться из стороны в сторону.
Они так и начали — отрезали у живой овцы «четверть», спекли ее и съели, а остальное оставили в овраге, — а сюда
пришел в самом деле
волк и прекратил терзательные мучения овцы и сволок и сожрал ее всю без остатка, а пастухи, не найдя овцы на другой день, заподозрили друг друга в краже, подрались и друг друга выдали.
Когда разбойник отдохнул, архиерей
пришел к нему и сказал: «Мне жаль тебя, что ты холоден и голоден и что за тобой гоняются, как за
волком, но мне всего более жаль тебя за то, что ты зла много сделал и душу свою губишь. Брось дурные дела!»
— Зачем
пришел? Тайны разведывать? Хищным
волком врываться в избрáнное стадо Христово?
— Недавно в тюремную палату к нам перевели из особого отдела одного генерала с крупозным воспалением легких. Смирный такой старичок, тихий. Швабрин этот так и ест его глазами. Молчит, ничего не говорит, а смотрит, как будто тот у него сына зарезал. Как у
волка глаза горят, — злые, острые. И вчера мне рассказал генерал: Швабрин по ночам
приходит — и бьет его!.. Вы подумайте: больного, слабого старика!
Такого учителя выражали желание достать для русской школы в Меррекюле, чем надеялись и достичь большой экономии и пристыдить чухон; но прежде чем успели в этом,
пришел в «собрание прихожан» мясник
Волков и заговорил для всех неучтиво и неласково, будто при постройке дома для меррекюльской поповки исконный враг наш дьявол смутил строителя так, что он и не мог хорошо различать своего от церковного; словом, возглашено знакомое слово «вор», и… пошло дело об обиде…
— Так как эта экспедиция может состояться, как вы рассчитываете, дней через пять, через шесть, — отозвался Владислав, — а я отправлюсь нынче же к себе в деревню, чтобы показаться заговорщикам, то я послезавтра же устрою осмотр местности, где хранится оружие. Со мною будет
Волк, мой affidé. Разумеется, мы найдем все в порядке, и спокойны… Дожидайтесь только моего пароля. Он будет заключаться в одном слове: пора. Я
пришлю вам его с Лизой.